С юношеских лет и на всю жизнь для Николая Добролюбова самым ценимым и родным по духу стало творчество немецкого поэта Генриха Гейне. Впрочем, оно пользовалось большой популярностью и уважением среди литераторов добролюбовского окружения. После 1855 года появляется целый ряд переводов стихотворений Гейне на русский язык, среди которых – переводы Гербеля, Михайлова, Плещеева, Семенова и др., в том числе – самого Добролюбова. О значимости стихотворений Гейне, прежде всего – сатирических, в среде революционных демократов может говорить приводимый в воспоминаниях Авдотьи Панаевой эпизод, поскольку он связан с отношением к этому факту извечного оппонента их Тургенева, склонного в окарикатуренной форме передавать свои впечатления от литературного быта шестидесятников, тем самым, против воли, регистрируя факты, имеющие общественный резонанс.
“О многострадальный Гейне! – воскликнул Тургенев, – почему-то это излюбленный поэт, над уродованием стихов которого все упражняются, причем всякий воображает, что достаточно перевести два-три стихотворения Гейне, чтобы иметь право считать себя литератором”.
Возможно, это литературный камешек в огород Добролюбова, известного своим увлечением стихами и переводами Гейне.
В одной из добролюбовских рецензий читаем: “Для того, чтобы в ней (любви – Г.Д.) находить беспрестанно новые предметы для хороших песен, как находит, например, Гейне, надобно иметь талант необыкновенно сильный”.
Увлечение “хорошими песнями” Гейне приходит к Добролюбову в 1856 – 1857 годах. Февралем 1856 года датируются первые переводы: “Когда тебя схоронят, друг мой милый…” и “Из слез моих родится много…” из цикла “Лирические интермеццо”.
За указанные два года, в бытность свою студентом последних курсов, Добролюбов перевел 24 лирических стихотворения Гейне. Товарищ Николая Александровича по Главному педагогическому институту М.И. Шемановский вспоминает: “Добролюбов в это время носился с Гейне, которого он переводил на русский язык; многие из своих переводов он читал нам, приводя нас в искренний восторг. Каждый из нас уж смотрел на него как на даровитейшего из всех нас…”
Генрих Гейне
Кстати, не всегда Добролюбов охотно обнародовал свое авторство в переводах Гейне. Так, в рецензии на переводы В. Курочкина Песен Беранже Добролюбову нужны в качестве примера два перевода из Гейне. Он вводит их в оборот статьи анонимно: “В этом отношении на нас всегда производили сильное впечатление два стихотворения Гейне, составляющие, собственно, одно целое …Мы, кстати, приведем их здесь в переводе, который находится у нас под руками и который еще не был напечатан:
I
На белую грудь твою, друг мой,
Припавши своей головой,
В биении сердца подслушал
Я тайну души молодой.
К нам в город вступают гусары…
Чу! Слышен их музыки звук…
И завтра меня ты покинешь,
Всем сердцем любимый мой друг!
Пусть завтра меня ты покинешь…
Но нынче еще ты моя,
И нынче в объятиях милой
Вдвойне хочу счастлив быть я…
II
От нас выступают гусары.
Чу! Слышен их музыки звук…
И с розовым, пышным букетом
К тебе прихожу я, мой друг.
Здесь дикое было хозяйство:
Толпа и погром боевой…
И даже, мой друг, в твоем сердце
Большой был военный постой…”
Нетрудно догадаться, кто именно скрывается под маской неизвестного автора, чьи стихи оказались в нужный момент под рукой у Добролюбова… Одержимость поэзией Гейне сказывается и в таких “мелочах” литературного обихода, как то, что поэта и переводчика, – в частности, и Гейне тоже, – П. Вейнберга Добролюбов называет “Гейне из Тамбова”.
Несколько дневниковых записей самого Добролюбова в 1857 году говорят о возрастающей его одержимости творчеством немецкого поэта. Характерна запись от 30 января 1857 года: “Несколько дней уже я ношусь с Гейне и все восхищаюсь им. Ни один поэт еще никогда не производил на меня такого полного, глубокого, сердечного впечатления Лермонтова, Кольцова и Некрасова читал я с сочувствием; но это было, во-первых, скорее согласие, нежели сочувствие, и, во-вторых, там возбуждались все отрицательные…чувства, желчь разливалась, кровь кипела враждой и злобой, сердце поворачивалось от негодования и тоскливого, бессильного бешенства: таково было общее впечатление. Гейне не то: чтение его как-то расширяет мир души, его песнь отдается в сердце сладкой, тихой, задумчивой тоской… У Гейне есть и…страшные, иронически-отчаянные, насмешливо-безотрадные пьесы… Но теперь не эти пьесы особенно поразили меня. Теперь с особенным, мучительным наслаждением перечитывал я “Интермеццо”. Последнюю мысль в воспоминаниях подтверждает П.И. Вейнберг: “К крайнему удивлению последнего, Добролюбов обнаружил гораздо больше любви к лирическим произведениям Гейне, чем к социально-публицистическим”. Однако другой товарищ Николая, Д.В. Аверкиев, вспоминает, что когда он предложил Добролюбову почитать только что приобретенную книгу стихов Гейне “Романсеро”, Добролюбов поинтересовался, что есть в этой книге замечательного, причем не в художественном смысле, а в отношении содержания, очевидно. Видимо, этот эпизод совпал с началом интереса к творчеству Гейне.
Николай Добролюбов
10 февраля 1957 года Николай Добролюбов рассказывает о целом дне, проведенном у его учителя, преподавателя Педагогического института, филолога Измаила Ивановича Срезневского. О том, что в этот момент студент целиком поглощен стихией поэзии Гейне, говорит тот факт, что свои эстетические устремления и вкусы близких он сейчас выверяет по Гейне. Беседуя о предпочтениях Срезневского в немецкой литературе – это Гофман, Ж.-П. Рихтер – Добролюбов с сожалением замечает:
“Мало понимает он язвительную насмешку Гейне, брошенную в миг самого страстного увлечения, но все-таки он чувствует силу его поэзии”.
А через два дня, 12 февраля, перечисляя бесчисленные дела, с которыми необходимо справиться, среди них упоминает: “Да Гейне, от которого я никак не могу оторваться”. С большим удовольствием Добролюбов рекомендовал почитать Гейне друзьям, в частности, Митрофану Лебедеву, с которым он учился вместе еще в Нижегородской духовной семинарии.
После окончания института Добролюбов из Рыбинска на пути в Нижний отправляет письмо с разного рода комиссиями А.П. Златовратскому. Есть и дело, касающееся книжных интересов выпускника, и снова мы встречаемся с исключительным предпочтением стихов Гейне. Суть в том, что общество студентов курса, к которому принадлежал Добролюбов, выписывало в складчину два журнала и среди них – “Русский вестник”. Сам Добролюбов и организовал эту совместную подписку, а также заведовал порядком раздачи книг для чтения и хранил журналы. Была договоренность, что по окончании подписки журналы будут разделены между участниками согласно их интересам. Так как в “Русском вестнике” за 1856 год были напечатаны переводы Песен Гейне М. Михайлова и П. Вейнберга, Добролюбов просит:
“Для меня попроси у них только переводы из Гейне, какие тут найдутся: мне они нужны, а им совершенно излишни”. И далее в этом же письме идет просьба сообщить, если в новых книжках журнала будут еще переводы, то написать, кому принадлежат, какие, сколько.
Н.А. Добролюбов широко цитировал отрывки из произведений Гейне в своих статьях и рецензиях, нередко пользуясь одними и теми же излюбленными цитатами. Например, в статье “Письмо из провинции” в пассаже по поводу журналистского благодушия Добролюбов употребляет неточную цитату из стихотворения “Мир и жизнь слишком фрагментарны” из цикла “Возвращение на родину”: “В своем умозрительстве вы по неведению действительной жизни решительно уподобляетесь тому профессору, который у Гейне «затыкает своим колпаком все прорехи мирозданья”. Это искаженное: “Своими ночными колпаками и лоскутьями шлафрока он штопает прорехи мирозданья” Добролюбов использует и вторично, тоже с легкой неточностью: “Со своим колпаком и шлафроком чинит прорехи мирозданья”, уподобляя своих противников – “практических людей” тому же немецкому профессору. Другая повторяющаяся цитата – из стихотворения Гейне “Доктрина” “Бей в барабан и не бойся”. Ее он то цитирует по-немецки в “Свистке” № 4 в памфлете против реакционного историка М.П. Погодина “Наука и свистопляска, или как аукнется, так и откликнется”, уподобляя “свист” сатирического журнала весьма действенному барабанному бою. То Добролюбов применяет полюбившуюся цитату в качестве эпиграфа к статье “Когда же придет настоящий день?”. Он высоко оценивал это революционное по смыслу стихотворение Гейне, поэтому именно его приводит полностью в рецензии на “Песни Гейне” в переводе М.Л. Михайлова”.
Ссылки на творчество любимого поэта фигурируют почти во всех “программных” статьях Добролюбова. В статье “О степени участия народности в развитии русской литературы” среди примеров, говорящих о том, что редко лучшие поэты и писатели были проникнуты чистой любовью к человечеству, “не возмущаемой интересами партий”, Добролюбов в качестве аргумента ссылается на “лирика” Гейне: “Злобными сарказмами мстил недавно торжествующим партиям за германский народ Генрих Гейне, полагавший весь смысл искусства и философии в том, чтобы пробуждать от сна задремавшие силы народа” (речь идет о произведениях Гейне “Боги в изгнании” и “Признания”). А в рецензии на книгу стихотворений А.Н. Плещеева критик использует для эффектной концовки гейневские строчки из стихотворения “Ветер весенний колышет…”:
Что тебе надо, безумец,
С глупой мечтою твоей?
И это не случайность. Рецензируемая книга завершается у Плещеева разделом “Десять стихотворений из Гейне”. Николай Добролюбов интересовался новыми переводами Гейне не только как читатель любимого поэта, но и как литературный критик, не пройдя мимо ни одного сколько-нибудь значимого новопереведенного цикла стихотворений Гейне за короткий период своей интенсивной деятельности литературного критика.
С ноября 1857 по май 1858 г. Н.А. Добролюбов рецензировал три появившиеся за это время книги переводов. Первая из них – “Стихотворения из Гейне” в переводе И. Генслера – получила в №11 “Современника” за 1857 год негативную оценку критика, причем очень резкую и нелицеприятную: “Мы не умеем объяснить таинственного процесса, которым г. Генслер умел убить всякую поэзию в русском переводе “Сновидений” Гейне, но злодеяние несомненно”. Незнание русского языка, неумелая версификация, сокращение текста, механический перевод, неспособность ощутить специфику поэзии Гейне и тем более передать ее по-русски – вот те грехи, в которых обвиняет Добролюбов переводчика, и в яростной осуждающей патетике кроется небеспристрастное отношение автора к предмету изложения. Критик всегда умел вложить эту страстность в свои статьи, однако в этой небольшой рецензии чувствуется глубокая личная заинтересованность. Аналогичную оценку он дает и другой книге переводов – И. Семенова, не стесняясь в выражениях: “этот повапленный гроб заключает в себе только мертвые кости поэзии Гейне”. Особенно язвительным делает тон статьи упоминание о “единственном достоинстве ее” – это “превосходно сделанный портрет Гейне с его факсимиле”, приложенный к изданию. В рецензии Н.А. Добролюбов высказывает верное утверждение, что, оказывается, Семенов и Генслер – одно и то же лицо. Проявилось в этом не только литературоведческое и стилистическое чутье критика, но и то, что под одним из переводов Семенов поставил инициалы И.Г., видимо, взяв псевдоним для этого издания из-за отрицательной предыдущей рецензии Добролюбова.
Совершенно иную оценку у Добролюбова получили переводы М.Л. Михайлова. Михайлов – лучший переводчик Гейне добролюбовского времени; Михайлов – друг Добролюбова, с которым его объединяет общий душевный настрой, неудивительно, что публицист находит в переводах Михайлова ту самую верность поэтическому чувству подлинника, которая сильнее действует, чем верность букве подлинника. По мнению Добролюбова, “чувствовать, а не только понимать мысль Гейне, переводя его, необходимо, может быть, более, нежели при переводе всякого другого поэта”. Достоинство михайловского перевода и в том, что поэт, подчеркивает Добролюбов, впервые обратил внимание публики на серьезные (читай: революционные – Г.Д.) стихи Гейне, которые в данный период близки и важны и для самого Добролюбова. Дело в том, что, как пишет Добролюбов в статье “Перепевы”, после Пушкина в основном литература состояла из перифразов пушкинской лирики или попыток в “гейневском роде – а сущность поэзии Гейне, по понятиям тогдашних стихотворцев наших, состояла в том, чтобы сказать с рифмами какую- нибудь бессвязицу о тоске, любви и ветре”. Критик также подчеркивает и разнообразие выбранных для перевода стихов, и деликатность в обращении с подлинником, и, наконец, описание биографии Гейне, сделанное самим Михайловым в предисловии. И заканчивает Добролюбов обращением опять-таки к излюбленному отрывку “Бей в барабан…”, ссылки на который уже приводились.
1857 – 1858 год проходят под знаком интереса к Гейне. В рецензии на Песни Беранже в переводах В. Курочкина Добролюбов проводит параллели между некоторыми качествами поэзии Беранже и Гейне, снова вспоминая любимого поэта и проводя аналогии в обращении обоих к, казалось бы, таким несхожим поэтическим стихиям, как романтическая и сатирическая. Например, общие черты в отношении к женщине находит и у Гейне, и у Беранже Добролюбов в плане предоставления ей свободного выбора в решении личных вопросов: “Тут есть характеристическая черта более глубокая, проявляющаяся, кроме Беранже, еще в некоторых стихотворениях Гейне. Это уважение к свободе выбора в женщине и вполне гуманное признание того, как нелепы и бессовестны всякого рода принудительные меры в отношении к женскому сердцу”.
В “Очерке истории немецкой литературы”, написанном в том же году, Н.А. Добролюбов в сравнительно небольшом по объему критическом обзоре не может не обрушиться с гневным выпадом на очень предвзятую и неэтичную характеристику Гейне, данную составителем Очерка г-ном Шталем – якобы Гейне неспособен уважать ни христианскую веру, ни свое отечество. Возмущенная интонация Добролюбова свидетельствует о том, что задеты его самые сокровенные чувства.
Постоянно обращаясь к творчеству Гейне, отбирая для себя прежде всего и везде его стихи, будучи переводчиком лирики Гейне, Н.А. Добролюбов сохранил эти предпочтения до самого конца своей жизни.
Стихи Г.Гейне в переводах Н.Добролюбова:
HEINRICH HEINE
Fragen
Am Meer, am wüsten, nächtlichen Meer
Steht ein Jüngling-Mann,
Die Brust voller Wehmut, das Haupt voll Zweifel,
Und mit düstern Lippen fragt er die Wogen:
"O löst mir das Rätsel des Lebens,
Das qualvoll uralte Rätsel,
Worüber schon manche Häupter gegrübelt,
Häupter in Hieroglyphenmützen.
Häupter im Turban und schwarzem Barett,
Perückenhäupter und tausend andre
Arme, schwitzende Menschenhäupter -
Sag mir, was bedeutet der Mensch?
Woher ist er kommen? Wo geht er hin?
Wer wohnt dort oben auf goldenen Sternen?"
Es murmeln die Wogen ihr ewges Gemurmel,
Es wehet der Wind, es fliehen die Wolken,
Es blinken die Sterne, gleichgültig und kalt,
Und ein Narr wartet auf Antwort.
Buch der Lieder, Die Nordsee - Zweiter Zyklus
Перевод Н.А. Добролюбова:
(Впервые — в журнале «Современник», 1862, том LXXXXI, № 1, отд. I, с. 344 под номером 10 в разделе «Песни Гейне» статьи «Посмертные стихотворения Н. А. Добролюбова»).
Ночью, над берегом дикого моря,
Юноша грустный стоит,
Полон сомнений, с тоскою на сердце,
Так он волнам говорит:
«О, разрешите мне жизни загадку,
Вечно тревожный и страшный вопрос!..
Сколько голов беспокойных томил он,
Сколько им муки принёс!
«Головы в иероглифных кидарах,
В чёрных беретах, в чалмах,
В пудре — и головы всякого рода
Бились над этим вопросом в слезах…
«Кто же решит мне, что тайно от века?
В чём состоит существо человека?
1Как он приходит? Куда он идёт?
Кто там вверху, над звездами, живет?..»
Катятся волны с шумом обычным;
Ветер несётся и тучи несёт;
Звезды мерцают, в бесстрастьи холодном, —
Бедный безумец ответа всё ждёт.
HEINRICH HEINE
Die holden Wünsche blühen
Die holden Wünsche blühen,
Und welken wieder ab,
Und blühen und welken wieder
So geht es bis ans Grab.
Das weiß ich, und das vertrübet
Mir alle Lieb und Lust;
Mein Herz ist so klug und witzig,
Und verblutet in meiner Brust.
Перевод Н.А. Добролюбова:
(Впервые — в журнале «Современник», 1862, том LXXXXI, № 1, отд. I, с. 343 под номером 7 в разделе «Песни Гейне» статьи «Посмертные стихотворения Н. А. Добролюбова»).
Живые чувства расцветают
И отцветают в свой черёд;
И вновь цветут… и вянут снова…
И так до гроба всё идёт…
5 Я это знаю… Мыслью этой
Смущён мой мир, моя любовь,
И к сердцу, умному некстати,
Тревожно приливает кровь…
HEINRICH HEINE
Du hast Diamanten und Perlen
Du hast Diamanten und Perlen,
Hast alles, was Menschenbegehr,
Und hast die schönsten Augen -
Mein Liebchen, was willst du mehr?
Auf deine schönen Augen
Hab ich ein ganzes Heer
Von ewigen Liedern gedichtet -
Mein Liebchen, was willst du mehr?
Mit deinen schönen Augen
Hast du mich gequält so sehr,
Und hast mich zu Grunde gerichtet -
Mein Liebchen, was willst du mehr?
Перевод Н.А. Добролюбова:
(Впервые — в журнале «Современник», 1862, том LXXXXI, № 1, отд. I, с. 342 под номером 4 в разделе «Песни Гейне» статьи «Посмертные стихотворения Н. А. Добролюбова»).
У тебя есть алмазы и жемчуг,
Всё, что люди привыкли искать, —
Да ещё есть прелестные глазки…
Милый друг! Чего больше желать?..
Я на эти прелестные глазки
Выслал целую стройную рать
Звучных песен из жаркого сердца…
Милый друг! Чего больше желать?..
Эти чудные глазки на сердце
Наложили мне страсти печать;
Ими, друг мой, меня ты сгубила…
Милый друг! Чего больше желать?..
